Один день из жизни кардиохирурга, который играет в хоккей и верит в чудо

День заведующего кардиохирургическим отделением Тюменской областной больницы № 1, кандидата медицинских наук Никиты Стогния расписан буквально по минутам, как будто у него не 24 часа в сутках, а 48 – вот он проводит консилиум, а через 15 минут уже делает сложнейшую операцию, а потом идет делиться опытом с подопечными студентами. Никита Юрьевич не только высококвалифицированный кардиохирург, но и новатор, который постоянно изучает передовые методы лечения и внедряет их в практику, чтобы спасать пациентов. Давайте сегодняшний день проведем с этим талантливым человеком.

7:00. В это время Никита Стогний уже на рабочем месте. Сначала он переодевается в хирургический костюм – карантинные мероприятия. Обход начинает с реанимации, затем поднимается в кардиохирургическое отделение, чтобы узнать, что произошло за ночь. На этот раз привезли женщину 70 лет, у которой на остановке общественного транспорта внезапно остановилось сердце, но ее откачали, сейчас она находится в реанимации. Потом у Никиты Юрьевича есть еще полчаса, чтобы в кабинете зайти в программу 1С, где отмечены все пациенты отделения, пообщаться с дежурной сменой медсестер, понять, как складывается ситуация в отделении до начала рабочего дня.

– Как поступают пациенты в реанимацию? Это какие-то экстренные ситуации?

– В отделении проводится плановая кардиохирургия, но есть и экстренная кардиология. За ночь поступают как пациенты, подобно этому юноше, так и наши больные, которых мы прооперировали и которые находятся в тяжелом периоде. Бывают ситуации, когда помощь человеку требуется ночью и ждать нельзя – тогда мне звонят, я собираю команду. Весь механизм отлажен, его нужно только координировать.

– А по каким направлениям работает кардиохирургическое отделение № 1?

– Несмотря на то, что оно называется кардиохирургическим, на самом деле является сердечно-сосудистым. И этим можно гордиться – таких отделений, оказывающих весь комплекс сердечно-сосудистой помощи, в стране немного. В отделении проводятся все хирургические вмешательства на сердце взрослым пациентам с ишемической болезнью сердца, приобретенными пороками сердца, заболеваниями аорты.

Также здесь выполняются малоинвазивные операции различной сложности, реконструктивные и эндоваскулярные вмешательства на магистральных и периферических артериях конечностей, лечение тромбоэмолии легочной артерии и многое другое. В целом, мы охватываем очень большой спектр заболеваний. В год в отделении проводится 1100 операций.

8:00. Начинается планерка в отделении: обсуждаются операции, которые были накануне, состояние пациентов в реанимации, предстоящий операционный день. А уже через 30 минут – другая планерка, с заместителем главного врача по медицинской части и заведующими отделениями, где идет разбор так называемых межотделенческих пациентов – как правило, это сложные случаи, требующие решения консилиума. Сегодня два консилиума (а бывает и три-четыре), проходят они в рентгенохирургической операционной, чтобы можно было сразу определиться с тактикой лечения.

– Какие случаи можно назвать сложными?

– Если честно, то у нас все случаи сложные. В каком-нибудь сериале вам покажут день кардиохирурга – становится понятно, что у него работа, полная драматизма. Но там одна серия, а у нас это происходит каждый день.

Сложные пациенты в основном кардиологические, то есть те, которые поступили к нам по скорой помощи и им требуется срочное оперативное вмешательство. А, по сути, этот больной является междисциплинарным – у него есть осложнения по другим системам организма. Ответственность в принятии решения о лечении такого пациента огромная, ее невозможно вынести одному врачу, поэтому любую из ряда вон выходящую ситуацию лучше обсудить с командой. Каждый специалист видит свою грань, в итоге, иногда путем бурных обсуждений и споров, принимается оптимальное для данного пациента решение.

– Каким пациентам требуется такой мультидисциплинарный подход и решение консилиума?

– Например, недавний случай – в ОКБ № 1 поступила 68-летняя пациентка с диагнозом разрастание забрюшинной злокачественной опухоли, рецидив. А когда сделали компьютерную томографию, то выяснилось, что лейомиосаркома проросла в брюшной отдел аорты. Поэтому женщину направили в наше отделение на дополнительное обследование. Мы провели консилиум совместно с онкологами Медицинского города и решили, что, несмотря на сложность диагноза, надо оперировать – важно максимально удалить опухоль. Оперировали в кардиохирургическом отделении № 1, так как у нас есть необходимое оборудование для осуществления любых операций на сосудах, и врачи имеют опыт проведения подобных хирургических вмешательств высокой сложности.

Удаление злокачественной опухоли размером 10 на 7 сантиметров проводил заведующий хирургическим отделением № 1 МКМЦ «Медицинский город» Евгений Франк. Оперативное вмешательство на аорте проходило под руководством сердечно-сосудистого хирурга кардиохирургического отделения № 1 ОКБ № 1 Азата Ахметова. Операция длилась 4,5 часа и проходила в два этапа – сначала удаление опухоли и резекция участка брюшной аорты нижней полой вены, а затем протезирование брюшной аорты с помощью синтетического протеза сосуда. Все прошло успешно, пациентку выписали в удовлетворительном состоянии. Потом она продолжила лечение у онкологов.

9:30. Пациенты кардиохирургического отделения передаются в операционную. Ассистент заведующего отделением, тоже кардиохирург, делает разрез. А в 10:00-10:05 в операционную подходит Никита Стогний.

– Никита Юрьевич, можно ли сравнить уровень кардиохирургии в ОКБ № 1, к примеру, с аналогичной помощью в Европе?

– И в Европе, и в США, и в Израиле – везде средняя температура по больнице. Конечно, если рассматривать ведущие медцентры, например Германии – это другой уровень. Но сравнивать нужно сопоставимые вещи. Так, в Центре сердечно-сосудистой хирургии Карлсбурга работа проводится примерно та же, что и в Тюмени – те же патологии, те же принципы лечения. Сегодня нет границ, можно легко обмениваться информацией и опытом, поэтому и результаты схожи. Конечно, какие-то клиники лучше делают одно, какие-то другое, но разрыв минимален. Даже в Узбекистане есть свой кардиохирургический центр с неплохими результатами работы.

– Чем же все-таки отличаются российские кардиохирурги?

– Мы ярче, брутальнее, искреннее, нам до всего есть дело, обо всем есть свое суждение, во многом мы знатоки (улыбается).

– А каким должен быть кардиохирург, по вашему мнению?

– Кардиохирург должен быть как летчик – стремительно принимать решения в моменте.

– В какой команде не смогли бы работать?

– Не смог бы работать в команде, где люди не уважают друг друга. Да, мы спорим, порой не соглашаемся друг с другом, но это тоже грань уважения. У каждого свое мнение, но каждый специалист из команды уважает другого и прислушивается к его мнению. Мне посчастливилось работать в команде умных людей, которые как раз слышат друг друга.

13:30. Никита Юрьевич выходит из операционной и направляется в отделение. К этому времени поступили новые больные, их нужно осмотреть, спланировать операции на следующий день – решить, кто готов к хирургическому вмешательству, а кто еще нет, распределить больных между хирургами.

– Экстремальные ситуации в вашей работе бывают?

– Экстремального в работе кардиохирурга мало, напротив, все четко, продумано, выверено. И даже если приходится принимать экстренные решения, они предельно взвешены. А вот когда дежуришь по Центру медицины катастроф, там, безусловно, динамики больше.

Набор юного спасателя с собой – подушка, чай, экстренный набор, и поехали лечить, например, огнестрел. Помню, осенью выезжали на травму в Ишим – мужчина попал под комбайн, ему пропороло ногу, обильное кровотечение. Наложили жгут, привезли в ближайшую крупную больницу в Ишиме. И вот еду по вызову и знаю, что придется оперировать одному, там вряд ли кто-то сможет помочь. Приезжаю – лежит мужчина, у него поражена артерия. Убираю с раны сначала траву, потом ткань штанов, зашиваю артерию, смотрю, живая или нет нога. Живая.

Добираюсь до отделения под утро, а у меня план. Еще и сложный случай – 60-летний мужчина, вполне здоровый, потерял сознание. Что случилось? Инфаркт исключили, расслоения аорты нет. Непонятно. Собираем консилиум, а там: «Давайте подумаем про опухоль!» Сделали компьютерную томографию, которое показало, что у пациента редкая саркома сердца. В результате мужчину прооперировали. Достаточно экстремально?

– А сколько операций в отделении проводится в день?

– Давайте считать. В неделю проводится около 20-22 операций, значит, 4-5 в день. Из них 10 хирургических вмешательств в неделю – это операции на открытом сердце.

14:00. Никита Стогний проводит консультации в отделении, чтобы определить тактику лечения больных со сложной маршрутизацией.

– Какова тактика ведения таких больных?

 – «Дружим семьями», или командами – кардиохирурги взаимодействуют с торакальными хирургами, онкологами и т. д. Сегодня мы принимаем в отделении пациентов с различными патологиями и выполняем операции смежными многофункциональными бригадами. К тому же техника позволяет беспрепятственно общаться с коллегами, где бы они ни были. Например, сомневаюсь в лечении какого-либо пациента, могу сделать снимок патологии и отправить в группу кардиохирургам страны, узнать, что они думают по этому поводу.

Среди нас есть и такие, кто высылает для всех передовые научные медицинские статьи из первоисточников. В общем, мы легко находим точки соприкосновения, у нас нет такого «Я занят, прийти не смогу», всегда находим время для совместных операций. И благодаря этому те случаи, которые раньше считались неоперабельными, сейчас успешно оперируются.

– Операция по восстановлению аортального клапана по методике японского кардиохирурга, которая проводилась в ОКБ № 1 в конце апреля, как раз групповая, командная работа?

– Да, операция по передовому методу Шигеюки Озаки впервые проводилась в стенах Областной клинической больницы № 1 и стала уникальной, в том числе и для нашего региона. Ее специфика заключается в том, что полностью удаляются пораженные створки аортального клапана. Из собственного перикарда человека или так называемой сердечной сумки выкраиваются новые лепестки створок. В зависимости от геометрии клапана, антропометрических данных человека индивидуально рассчитывается площадь и форма каждой створки клапана. Нашей пациенткой стала 56-летняя женщина, у которой был порок клапана, мучила одышка.

Операция была сложной, ювелирной и стала своеобразным показательным обучением, на котором присутствовали кардиохирурги больницы. А проводил ее российский ученый, доктор медицинских наук, профессор, врач-кардиохирург высшей категории, директор Клиники аортальной и сердечно-сосудистой хирургии в первом Московском государственном медицинском университете имени И. М. Сеченова Роман Комаров. А еще он мой старший товарищ, мой сэнсэй, учитель, с которым я два года рука об руку работал в Российском научном центре хирургии имени академика Б. В. Петровского.

15:00. Заведующий кардиохирургическим отделением работает с документами, с историями болезней пациентов.

– Никита Юрьевич, часто можно услышать мнение, что сегодня сердечно-сосудистые заболевания «омолаживаются» и все чаще к кардиохирургам обращаются молодые люди. Так ли это?

– На самом деле у нас всегда были пациенты 30-35 лет. Но все-таки основной контингент – люди в возрасте, и, к сожалению, эта категория увеличивается. Самой возрастной моей пациентке было 84 года, а тем, кому за 80 лет, – больше десятка. Это про тех больных, кому проводится вмешательство на сердце. Операций на артериях нижних конечностей проводится много, в этом случае на возраст мы не смотрим.

– Как переживаете смерть пациента?

– К этому невозможно привыкнуть. Это момент опустошения. И всех пациентов, которые умерли, помнишь, сколько бы их ни было.

16:18. В это время у Никиты Юрьевича официально заканчивается рабочий день. Об этом все знают, поэтому телефон перестает звонить. И, говорит кардиохирург, теперь можно поработать спокойно – заняться такими делами, которые требуют глубокого погружения и сосредоточенности. Впрочем, это удается не всегда, потому что три раза в неделю к Никите Юрьевичу приходят на занятия студенты Тюменского медицинского университета.

– Вы из медицинской семьи? Почему решили стать врачом?

– Моя мама – невролог, отец – летчик. Я всю жизнь хотел быть летчиком. Но наступил 1998 год – кризис, дефолт. Людям перестали платить деньги, зарплаты получали только бюджетники, и мы жили на то, что выдавали маме. Видимо, под влиянием этого момента отец сказал: «Летчиком ты не будешь! Станешь врачом, он на хлеб с водой всегда заработает». Но и в медицину меня не особо тянуло. Тогда родители пошли на компромисс – предложили выбрать будущую профессию самостоятельно, но при одном условии – 10 и 11 классы учиться в медицинском лицее. Я согласился, а после 10 класса уже работал санитаром в оперблоке корпуса ОКБ № 1 на Котовского, ходил на операции в ОБИЛ. И решил стать хирургом. А потом без труда поступил в Тюменскую медицинскую академию на факультет «Лечебное дело».

– Получается, вы всегда работали в Областной клинической больнице № 1?

– Да, как врач всегда работал только здесь. Также я являюсь ассистентом кафедры общей хирургии в ТюмГМУ.

19:15. Рабочий день заведующего кардиохирургическим отделением заканчивается «де факто». Но это не точно – всегда может произойти ситуация, которая задержит его в больнице. Но сегодня все спокойно – можно пойти домой к семье или отправиться на тренировку. Чтобы завтра снова спасать людей.

– Недавно вы вернулись из Сочи с соревнований «Кубок созвездий». Профессионально играете в хоккей?

– Я не профессиональный игрок, играю, когда есть возможность, но хоккей, как и спорт в целом, – неотъемлемая часть моего детства. В школьные годы мы ждали зиму, холод и снег, искали доски с поддонов от кирпичей и реставрировали дворовый корт. Мы знали, что за ледовым дворцом спорта есть овраг и там мусорка, куда выбрасывали сломанные щитки, старую форму, разломанные клюшки. А еще знали, как из сломанной клюшки с помощью пилы, двух болтов и эпоксидного клея сделать отличную игровую клюшку!

– Как образовалась взрослая команда докторов?

– Тюменские «Эскулапы» появились в 2018 году. В Тюмени есть база отдыха. Там пруд под названием Лесной. По субботам выезжали с докторами операционной бригады. Учились стоять на коньках, кататься. У нас есть и возрастные игроки, чьи дети играют. Они к нам тоже присоединялись. Так и родились «Эскулапы»». И вот совсем недавно побывали в Сочи на «Кубке созвездий», играли с серьезными хоккеистами, побывали на льду, где проходила Олимпиада.

– Хоккей – спорт энергозатратный. Как вас хватает на все?

– Спорт – неотъемлемая часть нашей жизни. Другого варианта нет. Это же все тренировка выносливости: и за операционным столом, и здесь. Отстоял 4-5 часов за столом, и на хоккей. Кстати, на те пять дней, что у меня длится дежурство по Центру медицины катастроф, обязательно выпадет тренировка. Так что выхожу на лед с телефоном. Я катаюсь, он на бортике лежит».

– Приходилось ли вам сталкиваться с чудом?

– Раз спросили, придется рассказать. Как я уже говорил, всегда любил хоккей, и у нас с братом были простые дешевые клюшки. Когда мне было 14 лет, в Тюмени на льду встретились ХК «Рубин» и московское «Динамо», а канал «Спортивная арена» решил устроить конкурс – кто угадает счет матча, тому подарят клюшку со всеми подписями игроков «Рубина». Мне очень хотелось профессиональную клюшку! И я загадал счет 4:5 в пользу «Динамо Москва». Начинается второй период, счет матча 2:1 в пользу «Рубина». Я обращаюсь к высшим силам: «Бог, если ты есть, сделай чудо – пусть у меня будет эта клюшка, а я на следующий день пойду с бабушкой и поставлю свечку». И вот третий период – игра меняется. Апофеоз – последняя минута третьего периода, счет матча 4:4. И «Динамо» забивает на последней минуте. Я один на трибунах орал! И я стал единственным человеком, кто угадал счет. Мне подарили клюшку с подписями всех игроков ХК «Рубин». Но ирония в том, что оказалась она непрофессиональной, а примерно такой же, какая была у меня. Зато с подписями хоккеистов.

Это предыстория...

Шел второй год моей ординатуры, я уже собирался уезжать в Тюмень. Стояло жаркое лето, Москва задыхалась от смога из-за пожаров на торфяниках. Мы с коллегой оперировали пациента, у которого случилась аневризма аорты, выполняли коронарное шунтирование. Пациент в реанимации, коллега уезжает в санаторий далеко за пределы Москвы. И наш больной начинает умирать. А я не хочу, чтобы он умер! Качаем сердце больше 20 минут, я буквально на нем, делая непрямой массаж сердца, заезжаю в операционную. Выполняем операцию, зашиваем – остановка сердца, снова расшиваем, и так несколько раз. Я отошел от стола: «Бог, я к тебе обращаюсь второй раз в жизни. Пусть мужчина выживет. Если он выживет, то об этой истории я стану рассказывать каждый раз, как у меня будет такая возможность». Мужчину откачали и увезли в реанимацию, а я на следующий день улетел в Тюмень. Звоню: «Умер?» Говорят: «Нет, живой. Его интубировали, кровотечение остановилось». У этого мужчины была изломана грудина из-за массажа, сердце несколько раз останавливолось, а выписался на 10 сутки после операции и без каких-либо неврологических последствий. Чудо? С тех пор я эту историю рассказываю – обещал.

Автор: Елена Сидорова

2021-05-27 09:01:21