Хирург Ильяс Саитов работает в приемном отделении ОКБ № 2. Его пациенты – самые сложные, непредсказуемые и загадочные, потому что они – дети. Нередко специалистам приходится поломать голову, чтобы понять, что приключилось с ребенком, потому что он сам объяснить не может. За 24 часа дежурства врачу неоднократно приходится решать подобные головоломки. Давайте часть непростых суток проведем вместе с доктором и узнаем, с кем сложнее работать – со взрослыми или с детьми, где Ильяс Резванович черпает силы и что его вдохновляет.

С 7:00 до 7:20. Несмотря на то, что официально рабочий день Ильяса Саитова начинается в 8 часов, на работу он приезжает раньше – иначе трудно всё успеть, да и добираться ранним утром без пробок гораздо спокойнее. Доктора сразу же захватывает круговорот неотложных дел. Нужно посмотреть, кто поступил за минувшие сутки, и составить новый список, проверить пациентов, которых он ведет, – как изменилось их состояние.

– Ильяс Резванович, какие изменения произошли в приемном отделении ОКБ № 2 за последнее время? Облегчили ли они работу врачей?

– С 2018 года изменилась система оформления документации – мы перешли на электронные карты. Надо признать, эта система нам помогла ускорить работу по многим направлениям. Раньше я мог уйти домой в 21-22 часа, хотя в дни, когда нет дежурства, мой рабочий день заканчивается в 15:42, но я должен был заполнить документы. Сейчас взаимодействие стало намного более эффективным.

– Но у вас, помимо стандартного рабочего дня, есть еще и дежурства?

– Да, у меня в месяц от 8 до 12  суточных дежурств. А чтобы не засиживаться, мы меняемся – работаем в хирургическом и в приемном  отделениях. Задача хирурга, который дежурит в приемном отделении, – провести дифференцировку больных, оценить ситуацию, выделить, кто нуждается в стационарном лечении, а кто нет. Например, поступает ребенок с гнойником. Хирург смотрит пациента, определяет, нуждается ли этот пациент в стационарном лечении или можно отпускать домой после оказанной специализированной помощи. Бывает, что к нам поступает пациент   не по профилю в тяжелом состоянии. В этом случае ему оказывается экстренная помощь и после стабилизации состояния определяется дальнейшая тактика лечения больного.

– Сколько пациентов поступает в сутки? Влияет ли на их количество, допустим, день недели, время года?

– Есть такая тенденция. В выходные обращаемость меньше, как и во время летних каникул. Обычно поступает 60-120 человек в сутки. Но необходимо учитывать и качественный состав всех случаев – так, может быть немного пациентов в один день, но по тяжести состояния требующих большего внимания.

В 8:00 – общая отделенческая планерка, где обсуждается текущая работа: сколько больных поступило, кто из детей температурит, сколько «отделяемого» у пациентов с дренажами, возникали ли какие-то эксцессы. Также планируется дальнейшая тактика отделения: заведующий объявляет, кого сегодня следует прооперировать, кого обследовать и т. д.

А в 8:15 – общая планерка, где участвуют начмед, заведующий кафедрой детской хирургии, дежурные врачи, которые докладывают, как прошло дежурство, как обстоят дела в реанимации. По словам Ильяса Резвановича, обычно такие планерки проходят в форме отчета, так как система уже отработана, специалисты знают, что от них требуется.

– Маленькие пациенты сложнее, чем взрослые?

– Да, безусловно. Особенно дети дошкольного возраста. Малыш не может сказать, что у него болит. Единственная реакция на боль – плач. Чем ребенок старше, тем лучше он может объяснить, показать место, где болит. Если у взрослого человека болит живот, то он может охарактеризовать эту боль, показать место, где именно болит – сбоку, спереди, сзади. Ребенок в виду незрелости нервной системы не может этого – если болит живот, то он показывает на весь живот. Кроме того, важно установить контакт с ребенком. Например, при осмотре живота очень важно, чтобы он был мягкий. А когда ребенок плачет, живот становится твердым и недоступным к осмотру. Соответственно, задача врача – найти подход к ребенку. Также возникают сложности при диагностике – все манипуляции, которые проводятся без проблем у взрослых, у детей могут вызвать трудности. Так, при ФГДС ребенка необходимо погрузить в наркоз.

– А с родителями возникают трудности?

– И с родителями порой бывает непросто. Они очень переживают за своих детей, и зачастую волнение обоснованно. Но некоторые мамы и папы чрезмерно эмоциональны, впечатлительны и поэтому ведут себя  по-разному, и, соответственно, требуется индивидуальный подход в каждом отдельном взятом случае.  

– Есть родители, которые наотрез отказываются от операции, необходимой ребенку? Как вы их убеждаете?

– Есть такие, но я объясняю, рассказываю о необходимости лечения и последствиях отказа. Так, аппендицит, например, консервативно не лечится, только оперативным путем, а если затягивать с операцией, то могут возникнуть осложнения в виде перитонита. В любом случае это всегда индивидуальный подход, иногда уговариваешь, упрашиваешь.

– То есть вы не только хирург, но еще и психолог?

– Конечно, это приходит с опытом. По большей части те, кто работает с детьми, – всегда хорошие психологи.

8:30. Обход в реанимации. Хирурги вместе с реаниматологами обсуждают дальнейшую тактику ведения пациентов. Кого-то необходимо оперировать, кому-то скорректировать лечение, кого-то переводить в отделение.

В 9:00 – обход в отделении. Хирург смотрит  всех больных совместно с заведующим – кого выписать, кого оперировать, кого оперировать в экстренном порядке.

– Какие пациенты поступают в приемное отделение ОКБ №2?

– Наша специфика – экстренная хирургия. Это в основном боль в животе у детей, гнойные заболевания, инородные тела в дыхательных путях и желудочно-кишечном тракте, травмы, падения с высоты, ДТП и т.д.

– А как вы успеваете оформлять документы?

– Вся работа идет параллельно – смотришь больного, печатаешь анамнез, выводишь на компьютере. Потоки пациентов разные – бывает, несколько часов больных нет, а нередко в течение часа больных поступает очень много – порой нагрузка бывает колоссальная.

– Жалуются ли пациенты, если образуется очередь?

– Согласно регламенту, мы за два часа должны определиться с дальнейшей тактикой поступившего пациента. Но бывают клинические случаи, которые не могут уложиться в два часа – в виду объема и сложности проводимых диагностических мероприятий, что опять-таки требует индивидуального подхода. Большая часть пациентов относится с пониманием, видя нашу работу.

С 9:30 до 11 часов – у Ильяса Саитова несколько пациентов. Один из случаев – мальчик упал с высоты, его обследовали, к счастью, повреждений внутренних органов не оказалось.

– Среди детей падение с высоты – частая травма?

– Нередко родители недооценивают возможности детей – думают, что ребенок не сможет куда-то залезть. А дети, к сожалению, нас неприятно удивляют. И чем меньше ребенок, тем больше отсутствие страха, нет понимания опасности.

– Есть ли тенденция к снижению числа падений детей из окон?

– Увы, чем более жаркая стоит погода, тем больше детей падает из окон. Всему виной москитные сетки и безалаберное отношение родителей к детям. У меня был такой случай, когда девочка упала с пятого этажа. Вернее, выпрыгнула. Мама ее оставила дома одну. Страх одиночества и желание пойти к маме оказались сильнее, и она спрыгнула. Хорошо, что все обошлось, – несколько переломов, ребенок выжил.

11:30. В отделение приходит 12-летний мальчик. Упал с самоката, повредил палец, мама отправила в ОКБ № 2 «своим ходом». Несмотря на то, что травма оказалась легкой, подростка одного домой не отпустили – не положено, так как врач несет за него ответственность. Позвонили родителям, оставили пациента их дожидаться. 

– Велосипедисты и самокатчики – тоже ваши частые пациенты?

– Да, эта группа пациентов нередко попадает к нам в приемное отделение. И это только на первый взгляд кажется, что ерунда, подумаешь, с велосипеда упал. Когда дети падают на руль, он попадает в подреберье, часто возникают разрывы органов, хотя ребенок «всего лишь» упал с высоты собственного роста.

– Вам при таком графике удается выкроить время на обед?

– Нет четко установленного времени обеда, времени сна – не смог поесть, поспать, все – остался без сна и обеда.  В дежурство, если пациентов нет, то можешь отдохнуть. Но если кто-то поступил, то должен быть на рабочем месте.

– Сколько дежурств в месяц у вас бывает?

– В основном 8-12 дежурств в месяц.

В 15:15 в отделение привозят 10-летнего ребенка – пулевое ранение в живот из «воздушки». Выяснилось, что старший брат во дворе стрелял по мишеням, а младший в это время пробегал мимо. Пуля пробила ему брюшную стенку, повредила двенадцатиперстную кишку. Срочная операция – хирург вскрыл брюшную полость, ушил два дефекта. Все обошлось.

– Хулиганство детей – тоже одна из распространенных причин травм?

– Да, дети играют, шалят, в результате падают  с высоты, на какие-то острые предметы и т.д. Как-то к нам скорая помощь привезла ребенка с проникающим ранением в живот. Ребенок веселый, разговаривает с нами, а из живота торчит кухонный нож. Мы думали, что все плохо. Но у мальчика при этом ничего не болит кроме раны, живот мягкий. Берем в операционную – органы брюшной полости не повреждены. Оказалось, он играл со старшим братом, поскользнулся, сам напоролся на нож. А он попал на один край подвздошной кости, скользнул и уткнулся дальше в кость. Не повредил ничего! Нож вытащили, кожу зашили, а чуть сантиметр в сторону – сосуды были бы задеты, и мальчик мог  бы умереть от кровотечения.

16:45. В отделение поступает маленький пациент, проглотивший монетку. К счастью, родители обнаружили, что их ребенок полакомился денежкой. Выяснилось, что она застряла в пищеводе, выйдет самостоятельно, операция не понадобится.

– Почему дети постоянно все тянут в рот? Что чаще всего привлекает их внимание?

– Дети любознательные. Им нужно все потрогать, попробовать на вкус, проглотить – это для них исследование мира. Бывает, что градусники откусывают. И это не самое страшное. Стекло мелкое, дети его прожевывают, проглатывают, а ртуть нетоксична, токсичны ее пары. Зачастую глотают монетки, которые чаще всего выходят самостоятельно. Но если инородное тело стоит долго, то это чревато последствиями – инородное тело продавливает ткани.

Самое опасное – батарейки и магнитные шарики. Один магнит не страшно, он выйдет. Но дети не ограничиваются одним шариком и глотают несколько. Получается, что один шарик локализуется в одной части кишки, другой – в другой. Мощное притяжение шариков приводит к сдавливанию и перфорации стенок кишечника. Первое время можно даже не понять, что произошло, пока не возникнут последствия – боль в животе и рвота.

– Как родителям соблюдать баланс в воспитании, если опасности буквально подстерегают ребенка на каждом шагу?

– Ребенок должен развиваться. Если он может упасть с самоката, это не значит, что самокат у него нужно забрать. Но ответственность за его здоровье лежит на родителях. Значит, они должны знать, что в зоне доступности ребенка не должно быть мелких предметов, лекарств, химии, заколок, кулончиков и пр. Это азбука безопасности. И опять же зона ответственности родителей – обучение своего ребенка правилам безопасного поведения, оценке возможностей своего тела. Недавно в 2 ночи приехал 17-летний парень со всей семьей. Оказалось, катался на набережной на велосипеде, разогнался и не смог затормозить. Сильно повредился, дошло до госпитализации. А ведь просто недооценил свои возможности.

18:30. В приемное отделение поступает годовалый ребенок, он постоянно кашляет. При осмотре у него обнаруживается свистящее дыхание. Заболел сегодня вечером – просто начал кашлять и свистеть. У хирурга сразу же предположение – инородное тело. По словам Ильяса Резвановича, дети часто вдыхают орешки во время еды. Становится ясно, что орех попал в бронх, закрыл просвет, поэтому легкое не дышит. Но у поступившего мальчика по снимкам все хорошо, легкие выглядят одинаково, расправлены, инородных тел не обнаружено. Врач предполагает, что инородное тело есть, на основании клинической картины. Пациенту сделали бронхоскопию, и только так увидели, что стало причиной ухудшившегося состояния ребенка. Оказалось, что он подобрал с пола кожурку от семечки, хотел съесть и случайно вдохнул. Она встала в бронхах так, что запускала воздух, как клапан, но не выпускала обратно, уже начиналась эмфизема – воздуха поступало чересчур много.

– Настоящий детектив… Наверное, каждый день вам приходится разгадывать такие загадки?

– Во всяком случае очень часто. И нередко сами дети не способствуют их разгадыванию. Так, в отделение поступил мальчик 9 лет – болит живот, рвота, большая температура. Живот болезненный. Сделали, снимок – а у него в животе несколько магнитов. Спрашиваю: «Зачем съел?» Отвечает: «Я не ел». Так и не сознался. 

Дети не хотят находиться в больнице и могут сказать все, что угодно, лишь бы  домой отпустили. Помню, к нам из деревни привезли мальчика 6 лет. Три дня рвота, ничего не ест, обезвоженный, вялый. По снимку все чисто, живот мягкий, температуры нет, УЗИ отличное. Показал неврологам, педиатрам – все хорошо. На ФГС с наркозом обнаружили виноградину – оказалось, ел виноград, и одна ягодка застряла в пищеводе. Нам признался, что шесть дней не ел и не пил. Но взрослым не говорил, потому что «мама заругает».

20:40. Несколько нетяжелых пациентов, поэтому появляется возможность поговорить с доктором о том, почему он выбрал такой непростой путь.

– Вы из семьи медиков? Почему выбрали профессию врача?

– В семье у меня врачей нет. Мы с сестрой двойняшки, учились в одном классе. Жили в Курганской области в городе Долматово. В школе с 9 класса практиковалась система распределения по специальностям – медико-биологический класс, физико-математический и филологический. Мы сели всей семьей и подумали, чем нам с сестрой заняться в будущем, решили, что это будет медицина. Поэтому с 9 класса мы оба учились в медико-биологическом классе, готовились поступать в медицинский вуз. Наша школа плотно работала с Тюменской медицинской академией. Мы знали, что есть такой вуз, так что подавали документы только туда.  Поступали с сестрой целенаправленно на «Педиатрию» на бюджет.

– Сложно было учиться? Обычно врачи говорят, что кроме учебы ничего в студенческой жизни не видели.

– Не могу сказать, что я кроме учебы больше ничего не видел. Семь лет из восьми я прожил в общежитии. У меня была активная общественная жизнь – занимался спортом, участвовал в соревнованиях. Конечно, учебы было много, но студенческая жизнь в целом  оказалась веселой. А сколько дней и ночей было проведено за книжками! Особенно в период сессий, когда ты до изнеможения учишься. Первые три курса были профильными – химия, биология, анатомия и т. д. Уже с четвертого курса начались клинические кафедры – пропедевтика внутренних болезней, общая хирургия, терапия, взрослая хирургия, психиатрия и пр. Наша первая клиническая кафедра – кафедра педиатрии в ОКБ №2, где находится кафедра детских болезней.

– Почему остановили выбор на детской хирургии?

– К сожалению, с первого курса не хватало понимания, чем ты хочешь заниматься в дальнейшем, так как дисциплины все общие. Когда начинаются клинические кафедры и ты видишь даже малую часть их работы, то понимаешь, что нравится. Изначально я ориентировался на детскую травматологию, но потом все-таки выбрал детскую хирургию. С четвертого курса начал ходить на кружки по детской хирургии, затем по топографической анатомии и оперативной хирургии. Начались олимпиады, конференции – это стало подспорьем, когда я пытался понять, куда дальше хочу двигаться. С пятого курса начал как студент ходить на дежурства – в приемном отделении, в стационаре, наблюдать, ассистировать. На шестом курсе тебя знают на кафедре, в стационаре, там есть понимание, что ты с ними хочешь работать, и ты знаешь, где ты хочешь работать. В 2012 окончил медакадемию, в 2014 году – ординатуру.

– Работа какого врача является для вас примером?

– Это, пожалуй, заведующий детским хирургическим отделением ОКБ №2 Валерий Петрович Чевжик – по моему мнению, эталон врача-хирурга, к которому надо стремиться, светило в детской хирургии Тюмени.

22:30. В отделение поступает девочка 6 лет. У нее болит ягодичная область. На УЗИ – глубокий гнойник, расположенный как-то нетипично. Начали выяснять, падал ли ребенок, были ли травмы, и родители вспомнили, что она месяц назад скатилась с деревянной горки, получила небольшую ссадину на ноге – ранка полсантиметра. Но УЗИ показало, что под ранкой есть небольшой канал, в который спокойно заходит зонд. Под наркозом хирурги вскрыли гнойник и достали большую занозу в виде конуса около 10 см в длину. Она продвигалась и остановилась в ягодице.

– Очередная успешно разгаданная головоломка.

– Подобных загадок в нашей практике немало. Например, пришла мама с маленьким ребенком, говорит, что направил сюда инфекционист, предположив у ребенка глистную инвазию. И действительно, на пятке у малыша красная и на конце черная полоска, плоская, как ход блуждающего под кожей червя. Выясняем, что это не глист, а волос! Босой ребенок гулял на полу, и ему в ногу впился волос взрослого человека. Он долго блуждал под кожей на стопе.

– А чудеса в вашей практике случаются?

– Постоянно. Можно упасть с высоты стула и разорвать органы – селезенку, например. Был у нас такой случай  – девочка 6 лет упала с дивана, в результате разрыв селезенки. А можно с 10 этажа упасть и отделаться царапинами. Разве это не чудо? Был случай  с нашим детским хирургом, когда он работал в районной больнице. Звонок поступает – везем парашютиста, парашют не раскрылся. Привезли девушку 16-17 лет с шиной на ноге, упала с высоты 1000 метров. Раскрылся маленький купол над полем. Она полетела вниз. Посередине поля было небольшое болотце, в которое она, пролетев через деревья, как раз и угодила. Она сломала ногу, компрессионный перелом позвоночника. В рубашке родилась.

И я наблюдал в своей практике такое чудо. Девочка проглотила невидимку из металла, никому ничего не сказала. Заколка застряла в двенадцатиперстной кишке,  прорезала насквозь кишку, ушла в забрюшинное пространство и там застряла. Все уже начало гнить. Девочку привезли в крайне тяжелом состоянии… Подобные случаи в 80% – летальный исход. В операционной ребенок еле держал давление, по всем законам хирургии должен был умереть. Но она выкарабкалась.

00:23. Забегает шумная толпа, на руках несут годовалого ребенка: «Умирает, помогите, у него судороги!» Ребенок синий, его сразу же забирают в реанимацию, подключают  кислород. Ребенка начинают обтирать, оказывается, он не синий, а просто грязный. А судороги случились на фоне кишечной инфекции.

– Получается, есть и забавные случаи в вашей практике?

– Ну, вот подобный. Мама с бабушкой привели внука – равномерно синий ребенок. Послушал его, сатурация 99, нет одышки, кашля. Принесли спиртовой шарик – краска стирается.  Белье синего цвета, а ребенок спит неспокойно, потеет, крутится, поэтому и окрасился равномерно.

Другая  мама жалуется – поставили ребенку укол, а там огромная гематома. Действительно, огромная. Трогаю – не болит. Инъекция была выше, не похоже на гематому. Тру спиртовой салфеткой, кожа через некоторое время начинает очищаться. Мама восклицает: «Это же моя водостойкая тоналка!» 

Другой случай: приводят 10-летнюю девочку, худенькая, венки видны, а руки синие. Протерли спиртовой салфеткой – оттирается. Оказалось, что новая ручка так руки окрасила.

Или: папа с мамой прибегают в панике, на руках 3-месячный ребенок: «Помогите, что-то не так!» Папа дует на него, ребенок морщится. Я им говорю: «Поздравляю, у вашего ребенка новые эмоции, мимика появилась».

02:15. Родители приехали с сыном из Тобольска. У ребенка сильная боль в животе. Ему дали спазмолитический препарат, поставили клизму – все в порядке, ложная тревога, госпитализация не нужна. Родители: «Мы что, 250 километров ехали, чтобы в туалет сходить?»

– Жалобы на боль в животе – частое явление?

– Да, детей привозят на скорой помощи, по направлению из поликлиник или самостоятельно. Чаще всего это просто кишечная колика, а из хирургических патологий самая распространённая – это аппендицит.

– Что необходимо предпринять родителям, если у ребенка заболел живот? Сразу вызывать скорую помощь? Дать обезболивающее средство?

– Боли в животе бывают разные. Есть боль острая, а есть хроническая – например, при хроническом гастрите. Острая, как правило, нарастает. Нередко в подобной ситуации родители начинают давать анальгетики, чего ни в коем случае делать нельзя. Нестероидные противовоспалительные препараты убирают болевой синдром. В результате при аппендиците боль перестает чувствоваться, при осмотре можно «смазать» клиническую картину.

Можно дать ребёнку спазмолитический препарат, поставить клизму. Не помогло – сразу же в больницу. Нельзя терпеть боль, обезболивать и ждать, это может привести к осложнениям и даже к летальному исходу.

– Что чувствуете, если пациента не удалось спасти?

– Как и любой человек, переживаешь. Было бы очень тяжело, если бы пациент умер по моей вине, потому что я не сделал все, что от меня зависело. Но у меня в практике такого не было.

– А в Бога верите?

– Я в Бога верю. Работа в медицине требует особой эмоциональной устойчивости, врачу нужно поддерживать себя, иметь соответствующий настрой. И вера очень помогает.

– Что придает сил в работе?

– Эмоции детей. Попадаешь в конфликтную ситуацию с пациентом, внутри все кипит. А потом приносят двух-трёхмесячного ребенка на осмотр, и его улыбки бывает достаточно, чтобы успокоиться. Плюс мне нравится то, что я делаю. Иногда в тяжелые дни всплывает мысль: «Как же все надоело». Но поспал, отдохнул, и такие мысли быстро улетучиваются.

Автор: Елена Сидорова

2021-11-12 09:32:22